Впервые фрагмент экспериментального спектакля “Бумажные сны” творческого содружества  Ronin Flamenco (Москва) я увидела на фестивале Альтернативного фламенко в апреле. Участники этой причудливой постановки так искусно показали тесное переплетение испанского фламенко с элементами современного японского танца буто, что победили в двух номинациях: “за самое креативное видение” и “за самую смелую идею”. А я была настолько поражена необычностью и силой этого действа, что целенаправленно искала возможность посмотреть спектакль целиком. Мне повезло: постановку показали в последний день весны, 31 мая.

Как любитель фламенко могу сказать: здесь нет юбок с оборками или ярких коротких болеро с узкими брюками, у танцовщиц нет привычных пучков с непременной красной розой или гребнем. Артисты танцуют в кимоно!

Но я увидела настоящее фламенко. Наверное, когда убрали всё привычное, стереотипное и шаблонное, обнажилась сама суть, с разгулом страстей, неистребимым чувством собственного достоинства, радостно-буйной упрямой жизнью “вопреки” – страхам, войнам и смерти.

Как ни странно, этот испанский дух очень даже сочетается с японским. Много лет я сама увлекаюсь фламенко и приобщаюсь к нему в меру сил, но, когда я всерьез занялась японским языком, удивилась: как же я буду все это сочетать? (И как за выбиванием дробей не вытрясти из головы иероглифы и словарный запас свежеиспеченного япониста, – об этом тоже думала). Посмеиваясь про себя: ну и увлечения меня охватили, несочетаемые!

Оказалось я ошибалась! Древний самурайский дух полон тем же достоинством, красотой, храбростью и упертым желанием жить – разве что он чуть сдержаннее испанского. Эту тонкую сдержанность артистам каким-то невероятным образом удается сочетать с удалью и громкостью фламенко, например, вплетая в танцы типичные японские жесты, знакомые нам по древним гравюрам.

Множество костюмов или деталей, используемых в танце, сделано из бумаги. Этот материал проявляет себя неожиданно, нестандартно, оживает – зрелище феерическое, до мурашек на коже. Я даже вспомнила легенду, согласно которой мастера оригами могли оживлять свои творения!

Используются в спектакле и японские веера, и ширма, и фонарь, расписанный знаками хираганы; есть даже танец с катаной.

Но не все эти аксессуары делают спектакль уникальным, возводя его в ранг значимого культурного события. Во фламенко вплетается буто – удивительный, подчас аномально-экстремально-эпатажный танцевальный стиль.

Примерно 60 лет назад ученики немецкой танцевальной школы Мэри Вигман (а она тогда считалась величайшей артисткой Германии) привезли в Японию танец модерн.

У них занимался танцор Кадзуо Оно, который позже вместе с Тацуми Хидзиката основал новый стиль – “Школу танца тьмы” (ankoku butou ha, あんこくぶとうは, 暗黒舞踏派). Движение, объединившее хореографов, музыкантов, кинематографистов и фотографов, считалось авангардным.

По мере развития оно потеряло в названии зловещее слово あんこく- ankoku (“мрак, тьма”) и банальное は- ha (“группа, течение, школа”). Осталось только ぶとう – буто. В переводе это, собственно, просто “танец”. В японско-русском словаре я не нашла ответа на вопрос, почему обыденное слово в итоге обозначает именно вот этот уникальный, неповторимый, странный, потусторонний танец, которому дивятся все, кто о нем знает.

Буто вызывает неоднозначную реакцию, но равнодушным не оставляет никого. Стереотипный образ – бритая голова, белый грим на лице, некоторая степень обнаженности. Артист погружен в себя и растворен вовне одновременно. Он в своем уме, следует творческому замыслу хореографа – и вместе с тем открыт образам, всплывающим из его подсознания, причем он не только наблюдает за ними, но и активно дает реализоваться в танце здесь и сейчас.

В этом смысле буто – внимательное честное познание и принятие себя и мира, выраженное в танцевально-двигательной импровизации. А в случае спектакля “Бумажные сны” – гармонично сплетенное с фламенко.

Как такое вообще могло прийти кому-то в голову? Что должно быть в голове, чтобы такое сплелось и дало настолько талантливый результат?..

Представьте современного танцора на распутье: его призывают фламенко и буто.

Фламенко говорит: “Приди ко мне – и я научу тебя выражать все сильные человеческие чувства через танец, и это будет красиво для наблюдающих”.

Буто предлагает: “Приди ко мне – и я научу тебя находить в себе и выражать все человеческие чувства, и это будет не красиво или безобразно – это будет захватывающе и непредсказуемо, как сама жизнь…” Что выбрать?!

“Бери все, пока живой”, – шепчет чей-то третий голос. И танцор, с точки зрения традиционалистов и обывателей, разрешает себе быть “странным”, а потом оказывается, что он не одинок – и рождается необыкновенная творческая группа…

Со стороны порой кажется, что эти вдумчивые ищущие люди искусства проходят какой-то мудреный тренинг на снятие страха перед сумасшествием: позволяют себе на время сойти с ума в безопасном пространстве в кругу единомышленников.

А они всего-навсего танцуют – для себя, для нас и просто так. И вытанцовывают всё, что у них есть: в душе и за душой, в уме и за умом, все, что копилось, пряталось, тщательно укрывалось, считалось неприлично красивым или уродливым, омерзительно слабым или вызывающе сильным. И каждый, войдя в это поле, может раскрыться навстречу идущим извне и изнутри образам – и (в который раз) познакомиться с собой еще ближе…

Видеофрагмент спектакля: https://vk.com/video1806568_456239020

Фото и видеоматериалы предоставлены творческим содружеством  Ronin Flamenco (Москва).

Козлова Ольга.

Июнь 2017 г.